Cемён Денисович Игнатьев. Убийца века Игнатьев с д

Давайте немного о нем – о главном убийце Сталина.

С 1927 г., с попытки покушения на Сталина, сначала его личную охрану, а затем и охрану всего правительства возглавлял Н. С. Власик, который к моменту своего снятия с должности имел звание генерал-лейтенанта. Возглавляемое им Главное управление охраны было довольно обширным ведомством, включавшим в себя не только штат телохранителей членов правительства, но и медицинское, и материально-хозяйственное обслуживание членов Правительства. Управление не только охраняло, но могло самостоятельно вести агентурные разработки подозрительных лиц, т.е. фактически являлось самостоятельной спецслужбой.

Организационно Главное управление охраны входило в МГБ, но не подчинялось министру госбезопасности. Таким приемом создавалась конкуренция и, если хотите, организовывалась взаимная слежка друг за другом. МГБ следило, чтобы в Главном управлении охраны не завелся враг, а Управление имело возможность проследить за подозрительными лицами в МГБ.

Данная независимость Главного управления охраны существовала до снятия Н. С. Власика с должности. Вот в этот момент Сталин допустил роковую для себя ошибку. Вы видели, что коменданта Кремля, со снятием с должности Власика, он заменил верным человеком, но начальника Главного управления охраны, видимо, сразу подобрать не смог.

На 28 февраля 1953 г. его обязанности исполнял сам министр госбезопасности С. Д. Игнатьев! И именно ему, своему непосредственному начальнику, и позвонил в первую очередь телохранитель Старостин, в чем он невольно сознался в своем рассказе.

Игнатьев очень малозаметная личность в отечественной истории, его как бы стесняются историки. К примеру, упомянутые мною К. Столяров с генерал-лейтенантом юстиции Катусевым, рассматривая тот период, огромное место в книге отвели заму Игнатьева – Рюмину. А о самом Игнатьеве, министре МГБ, практически ничего не пишут.

«Семен Денисович Игнатьев родился в 1904 г. в деревне Карловка Херсонской губернии, по национальности украинец, партстаж с 1926 г., образование – высшее. С 1937-го – секретарь Бурят-монгольского обкома ВКП(б), с 1943-го – 1-й секретарь Башкирского обкома, с 1946-го работал в ЦК ВКП(б), с 1947-го – секретарь, 2-й секретарь ЦК КП(б) Белоруссии, с 1949-го – секретарь Среднеазиатского бюро ЦК ВКП(б), с 1950-го – зав. отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП(б)».

Как видите, Игнатьев – чистейшая партийно-аппаратная номенклатура, типа Ежова, карьеру он делал только по партийной линии и поэтому, возможно, ему так неосмотрительно доверился Сталин. Игнатьев был министром МГБ с августа 1951 г. по март 1953. Министром он был очень слабым. Его подчиненный П. Судоплатов может и со зла, но наверняка не без оснований характеризует его так: «Всякий раз, встречаясь с Игнатьевым, поражался, насколько этот человек некомпетентен. Каждое агентурное сообщение принималось им как открытие Америки. Его можно было убедить в чем угодно: стоило ему прочесть любой документ, как он тут же подпадал под влияние прочитанного, не стараясь перепроверить факты».

А следует сказать, что со стороны партии и со стороны правительства МГБ курировали Хрущев и Маленков, т.е. Игнатьев зависел от них, если только не был назначен на эту должность по их рекомендации.

Обычно историки считают, что борьба за власть ведется для занятия каких-то высоких престижных должностей. Если мы взглянем на тех, кто после смерти Сталина скаканул вверх, то увидим, что у Хрущева, на первый взгляд, должность увеличилась не очень сильно. До смерти Сталина он был одним из десяти секретарей ЦК и им же и остался (тогда не существовало должностей ни генерального, ни первого секретаря ЦК, и Сталин был просто секретарем). Кроме того, Хрущев был первым секретарем Московского горкома КПСС, после смерти Сталина его от этой должности освободили. За счет того, что Хрущеву оставили только одну, самую высокую должность – секретаря ЦК, можно считать, что он получил некоторое повышение.

Маленков получил чистое повышение: с секретаря ЦК, с должности одного из руководителей партии, он стал председателем Совмина – главой страны.

Берия несколько понизился в должности за счет разбавления суммы его должностей – он остался заместителем председателя Совмина, но ему дополнительно под непосредственное управление дали объединенные МГБ и МВД.

Резкий скачок вверх сделал только Игнатьев. Он из министров МГБ прыгнул на пост секретаря ЦК, т.е. стал одним из четырех руководителей КПСС, по должности стал равен Хрущеву и, кроме этого, ему поручили партийное руководство МВД, т.е. он стал партийным начальником Берия. (Правда, Берия его уже через месяц резко и решительно сбросил с этого поста).

Итак, если мы решим задаться вопросом, кому была выгодна смерть Сталина, то по порядку карьерного скачка идут Маленков и Игнатьев, а за ними Хрущев.

Если вы глянете на послужной список Игнатьева, в котором нет ничего значительного (Хрущев, скажем, был первым секретарем ЦК Украины, Маленков – членом ГКО во время войны), то засомневаетесь в том, что эта серая незаметная мышь просто так прыгнула настолько высоко.

Более того, есть основания полагать, что дата 2 марта была рубежом для Игнатьева – 3 марта он бы уже не был даже министром МГБ. Историки упоминают, но не придают значения цели, с которой Сталин позвал к себе ряд членов Президиума ЦК на ужин в субботу 28 февраля. Дело в том, что 2 марта в понедельник должно было быть заседание Президиума ЦК, и Сталин собрал товарищей 28 февраля, чтобы неофициально обсудить вопросы повестки дня этого заседания. О том, что это были за вопросы, сегодня можно только догадываться, что мы и будем делать ниже, но об одном вопросе можно сказать абсолютно точно – в понедельник 2 марта 1953 г. Президиум ЦК решил бы вопрос об объединении МВД и МГБ в одно министерство и о назначении министром Берия по совместительству со всеми его остальными должностями. Почему об этом можно говорить абсолютно уверенно?

Дело в том, что вопрос об этой реорганизации в числе 16-ти других вопросов Президиум ЦК и Совмина решили 5 марта 1953 г., в день смерти Сталина (но когда Сталин был еще жив). На все 16 вопросов у членов Президиума ушло 40 минут. До 5 марта члены Президиума и правительства дежурили у постели Сталина и на Президиум не собирались. Такой вопрос, как реорганизация двух ведомств, не может быть решен мгновенно, за 2,5 минуты – это исключено. Такие вопросы обсуждаются очень долго и заблаговременно, поскольку влекут за собой уйму сопутствующих вопросов: от объема дел нового ведомства до кадровых вопросов – кто будет руководить, замы, куда деть высвободившихся и т.д. Причем, само объединение этих двух ведомств непонятно с деловой точки зрения. Во всех крупных странах полиция и госбезопасность разделены, и в СССР их начали разделять до войны и окончательно разделили в 1943 г. И вдруг снова объединение с тем, чтобы после убийства Берия их опять разъединить…

Отсюда следует два безусловных вывода. Во-первых, вопрос об объединении МВД и МГБ обсуждался уже давно и был в деталях проработан настолько, что в четверг 5 марта была просто поставлена точка, а если бы Сталин не заболел и провел заседание 2 марта, то точка была бы поставлена именно на плановом Президиуме ЦК в понедельник.

Во-вторых. Непонятное объединение МВД и МГБ проводилось Сталиным под Берия персонально, другого ответа просто нет. Это означает, что ни министр МВД Круглов, ни министр МГБ Игнатьев своим должностям не соответствовали, полноценной замены им Сталин не видел и решился снова поручить МВД и МГБ Берия. (То, что Сталин решил перегруженному атомными делами Берия поручить еще и эти министерства, говорит о том, что вопрос о них стал очень остро. Иначе бы тянули время, подыскивая подходящую замену).

Министра СССР назначает Президиум Верховного Совета СССР (по представлению Президиума ЦК), а заместителей министра назначает не министр, в Совет Министров СССР. Следовательно, персональный вопрос с заместителями нового министра МВД был решен тоже Председателем Совмина Сталиным: ими стали Серов и Круглов. Игнатьев в новом министерстве не предусматривался, т.е. в понедельник он был бы просто снят с должности и вряд ли ему светило повышение – ведь в секретариате ЦК он, по сути, занял освободившуюся после Сталина должность.

П. Судоплатов в своих воспоминаниях «Разведка и Кремль» пишет: «В конце февраля 1953 г., за несколько дней до смерти Сталина, я заметил в поведении Игнатьева нарастающую неуверенность». А в «деле Берия» отмечено, что, став министром объединенного МВД, Берия неоднократно объяснял подчиненным, что в 1938 г. партия назначила его на пост наркома НКВД, чтобы он разгромил ежовщину, а сегодня его цель – разгромить игнатьевщину.

Скажем прямо, смерть Сталина была для Игнатьева не просто выгодной, она, судя по всему, была для него спасением.

Интересна дальнейшая судьба Игнатьева. Как я написал, уже в апреле Берия делает энергичный маневр, и Игнатьев тихо, но далеко улетает: сначала в никуда – его исключают даже из членов ЦК на пленуме 28 апреля, но уже на пленуме 2 июля 1953 г., посвященному «делу Берия», Игнатьева, по предложению Хрущева, снова избирают членом ЦК, после «суда над Берия» в декабре 1953 г. он секретарь Башкирского обкома КПСС, с 1957 г. – секретарь Татарского обкома, а с 1960 г. он, в 56 лет, на пенсии.

При Игнатьеве МГБ начало борьбу с еврейским космополитизмом, при нем были произведены аресты по «делу врачей», при нем было расследовано дело Еврейского антифашистского комитета, члены которого при нем же были и расстреляны. После разоблачения «культа личности» Сталина все это было названо «произволом», все подследственные и осужденные – «невиновными жертвами». Казалось бы, что евреи и еврейская пресса должны ненавидеть Игнатьева и метать в него громы и молнии, в сто раз больше, чем в Берия. Но вот парадокс! И еврейская пресса не проявляет к нему злобы и интереса, и еврей Ю. В. Андропов распорядился в 1983 г. этого, казалось бы, уже всеми забытого старца похоронить на Новодевичьем кладбище! Много ли там бывших секретарей Татарского обкома? Что-то должно ему было ЦК КПСС! И сильно должно, если даже родственникам не смогли отказать в том, в чем запросто отказали родственникам, скажем, народного любимца В. Высоцкого.

Статья: Биография
Дата публикации: 00.00.0000


Образование получил в Промышленной академии (1935). С 1914 работал на хлопкоочистительном заводе (Термез), железной дороге. В 1919-20 пред. комсомольской ячейки железнодорожных мастерских. В 1920-22 политработник в Бухарской группе войск, сотрудник военного отдела ЧК. Участвовал в репрессиях против басмачей и их "пособников". С 1922 зам. зав. орготделом ЦК комсомола Туркестана. С 1925 на руководящий работе в профсоюзах. В 1926 вступил в ВКП(б). В 1935 переведен в Москву в промышленный отдел ЦК ВКП(б). С началом репрессий среди высшего руководства партии сделал, как проверенный аппаратчик и выдвиженец И.В. Сталина, быструю карьеру. В 1937-62 депутат Верховного Совета СССР. С 1937 1-й секретарь Бурят-Монгольского, с 1943 - Башкирского обкомов ВКП(б). В 1939-52 член ЦРК ВКП(б). В 1946 Игнатьев был назначен на важнейший пост зам. нач. Управления ЦК ВКП(б) по проверке парторганов, фактически теперь все репрессии против руководства партии и государства совершались с благословения Игнатьева С 1947 секретарь ЦК КП(б) Белоруссии по сельскому хозяйству, затем 2-й секретарь. С 1949 секретарь Среднеазиатского бюро ЦК и уполномоченный ЦК по Узбекистану. Пользовался поддержкой Г.М. Маленкова. В 1950-52 зав. отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК бКП(б), осуществлял контроль за всей советской номенклатурой. 11.7.1951 вскоре после ареста B.C. Абакумова Игнатьев был назначен представителем ЦК в МГБ, а 9.8.1951 ему было поручено возглавить МГБ СССР. С 1952 член ЦК КПСС, а с окт. 1952 - член Президиума ЦК. На совещании в МГБ заявил, что "нужно снять белые перчатки и с соблюдением осторожности прибегнуть к избиениям арестованных". По личному указанию Сталина начал активную работу по созданию "дела врачей". Однако в самый разгар работы у Игнатьева произошел инфаркт, и всю переписку по делу вел его зам. С.А. Гоглидзе. Благодаря своей активности стал самым опасным соперником Л.П. Берии. К этому моменту в подведомственных Игнатьеву лагерях находились 2,5 миллиона человек. 29.5:1952, после того как Сталин, которому везде виделись заговоры, приказал провести чистку в Главном управлении охраны, Игнатьеву было поручено лично (по совместительству) возглавить Управление охраны МГБ. После смерти Сталина 3.5.1953 МГБ и МВД были объединены в одно под руководством Берии, а Игнатьев был выведен из состава Президиума ЦК и избран секретарем ЦК КПСС. Однако Берия не забыл Игнатьеву старой вражды, и 5.4.1953 он был отстранен от должности секретаря "ввиду допущенных серьезных ошибок в руководстве бывшего МГБ СССР", 6 апр. объявлено, что он "лично виновен в создании дела врачей", и 28.4.1953 выведен из ЦК КПСС. Но Игнатьев не был арестован, его спас Маленков, добившись назначения Игнатьева 1-м секретарем Башкирского обкома КПСС. После ареста Берии 7.7.1953 восстановлен в ЦК. В 1957-60 1-й секретарь Татарского обкома КПСС. В 1960 Игнатьев, которому исполнилось лишь 55 лет, был уволен на пенсию.

После отстранения В.Абакумова от должности министра ГБ,на лубянке появился постоянный представитель ЦК.

Через короткое время он стал министром государственной безопасности СССР.

Звали его Семён Денисович Игнатьев.

ИЗ ЧЕКИСТЫ В ПРОФСОЮЗНЫЕ ДЕЯТЕЛИ

Игнатьев с семьей перебрался с Украины в Среднюю Азию еще до начала первой мировой войны. Шло бурное освоение окраин империи, и рукастых мужиков из центральных губерний страны заманивали длинным рублем в восточные и южные тмутаракани.

Столкновение с абсолютно новой и незнакомой цивилизацией произвело на маленького Семена неизгладимое впечатление. Но началась война, отца, очевидно, призвали в армию, и десятилетний Семен в 1914 году начал работать на хлопкоочистительной фабрике в Термезе.

Участвовать в противоправительственной деятельности он не мог по малолетству и потому вскоре легко прошел строгую жандармскую проверку и был принят учеником в железнодорожные мастерские. Там же после революции вступил в комсомол, а в 1919-м стал комсоргом.

Весь дальнейший путь Игнатьева был вполне типичен для комсомольца 20-х. Он служил в политотделе Бухарского фронта, затем в военном отделе Всебухарской ЧК. ,—

Рссказывал бывший зампред Совета министров СССР Зия Нуриев, работавший с Игнатьевым в 40-50-е годы:

"Семен Денисович в разговорах был аккуратен до дотошности О себе не говорил почти ничего. О юности, помню, только один раз упоминал, что в ЧК работал совсем недолго, а потом перешел в милицию".

Однако борьба Игнатьева с уголовной преступностью продлилась менее года.

И в 1922 году он оказался на аппаратной работе в комсомоле, а затем в профсоюзах. За девять лет работы в Узбекистане и Киргизии Игнатьев сумел не свалиться ни в какой партийный уклон и без потерь пережил все чистки рядов ВКП(б).

И Игнатьев поступил в Московскую промакадемию. Своей специальностью он выбрал новейшее в то время авиационное производство. Но стать директором авиазавода ему так и не довелось.

ПОЛНАЯ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬ АБАКУМОВУ

Новый министр был полной противоположностью своему предшественнику.

Абакумов был высокомерен, любил роскошь,был публичной личностью и пользовался служебным положением в личных целях.

Игнатьев наоборот—был скромен и никогда не стремился выделятся из толпы..он не устраивал роскошные вечеринки и не любил еврейскую интилегенцию

По воспоминаниям очевидцев он никогда не пил…

ПУТЬ НА ВЕРХ

В 1935 году Игнатьева утвердили инструктором ЦК ВКП(б). Два года спустя его по рекомендации ЦК избрали одновременно первым секретарем Бурят-Монгольского обкома.

От других руководителей автономных республик Игнатьев отличался неподдельным интересом к монгольской культуре и тем, что пестовал и продвигал национальные кадры.
А в 1943 году его перебросили на руководство куда более важным регионом — Башкирской АССР.

ПОСЛЕ ВОЙНЫ

В 1947 году Семена Игнатьева убрали из Башкирии и отправили рулить Белоруссией, а через два года назначили секретарем среднеазиатского бюро ЦК и уполномоченным ЦК по Узбекской ССР. Игнатьев прибыл в Ташкент с целой свитой в несколько десятков человек и за короткое время настрочил записку, а по существу ложный донос о положении дел в сфере культуры, искусства и науки Узбекистана.

Бездоказательно обвинил во враждебной антипартийной и антигосударственной деятельности несколько десятков заслуженных людей. Это обвинение могло привести к громкому делу, а Игнатьеву очень хотелось проявить себя разоблачением врагов народа.

По воспоминаниям бывшего первого секретаря ЦК компартии Узбекистана Нуритддина Мухитдинова, а тогда - секретаря по идеологии, ему пришлось пробиваться на прием к тому же Маленкову и объяснять подоплеку грязной клеветы.

Маленков разобравшись в ситуации понял что обвиняемые лица невиновны…

В итоге бюро ЦК по Узбекистану ликвидировали, а Игнатьева убрали и из Ташкента.

СТОРОННИК ЖЁСТКИХ МЕР

Став главой МГБ он решительно принялся за искоринение антисоветских элементов в ведомстве.

Бывшие руководители сами оказались в лефортово…Абакумов и около сорока чекистов близко с ним общавщихся были подведены под следствие.

Игнатьев как считается сделал пытки типичной мерой следствия,в том числе и против чекистов

ДЕЯНИЯ

Нарком требовал от подчиненных «снять белые печатки», «бить и пытать» арестованных…. И заплечных дел мастера старались вовсю…

Новоиспеченный министр МГБ вынашивал то одну, то другую бредовые идеи, типа убийства бывшего премьера временного правительства России Александра Керенского, или престарелых лидеров меньшевиков, живущих в эмиграции. Естественно, вздорные предложения руководством страны отвергались.

Но именно Игнатьеву удалось раздуть позорные во всех отношениях «Дело врачей» и «Мингрельское дело» в Грузии….

Пострадал от Игнатьева в этой компании и его предшественник в Башкирии Семен Задионченко. Так удивительно пересекались людские судьбы. Фактически гонения на Семена Борисовича прекратились только в «послехрущевское» время.

Была ещё одна очень неприглядная сторона в деятельности бывшего первого секретаря обкома партии БАССР.

В ведении Игнатьева, в бытность министра госбезопасности, в его непосредственном подчинении находилась та самая «Лаборатория-х» по производству ядов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Новый министр начал методичный разгром органов госбезопасности….что стало часть плана Сталина по демократизации общества

Семен Денисович Игнатьев (1904-1983) родился в семье крестьянина в Херсонской губернии. Украинец.

В 1914-1919 гг. работал на Бухарской железной дороге, в 1919 г. вступил в комсомол.
В органах ВЧК – с 1920 г. Член ВКПБ с 1928 г.
Длительное время – на профсоюзной работе, в 1931-1935 гг. учился во Всесоюзной Промышленной Академии имени Сталина, где познакомился с Н.С.Хрущевым, который его к себе приблизил, и способствовал его карьере. Все это время негласно продолжал сотрудничать с ОГПУ- НКВД, хотя формально в 1931 г. был снят с учета – «с переводом в резерв» ОГПУ.
В 1935 г., по инициативе Хрущева принят на работу в аппарат ЦК ВКПБ, где работал до октября 1937 г., когда был назначен первым секретарем республиканского комитета ВКПБ по Бурят-Монгольской АССР.

Избирался депутатом Верховного Совета СССР и Бурят-Монгольской АССР. Несет ответственность за массовые репрессии в этом регионе, особенно в отношении верующих (жестоко преследовал ламаизм и буддизм, широко распространенные в этой республике), и в отношении китайского и уйгурского национальных меньшинств (массово «выявлялись» «японские шпионы», число которых измерялось многими тысячами).

Возглавлял республиканскую «тройку» НКВД. Неоднократно отправлял в Москву просьбы об увеличении «лимитов» на «аресты по первой категории», – что означало расстрел без суда. За это был назначен членом Центральной ревизионной комиссии ЦК ВКПБ. В 1943-1946 гг. – первый секретарь Башкирского обкома партии, затем – вновь в аппарате ЦК ВКПБ.
В 1947 г. назначен вторым секретарем ЦК компартии Беларуси.
В 1949 г. переведен на пост секретаря Среднеазиатского бюро ЦК ВКПБ, затем – уполномоченный ЦК ВКПБ по Узбекистану, в 1950-1951 гг. одновременно – заведующий Общим отделом ЦК партии. Сблизился с Г.Маленковым, который инициировал его назначение в 1951 г. министром госбезопасности СССР. Пользовался покровительством также Н.С.Патоличева, занимавшего пост министра внешней торговли СССР, и уже тогда замешанного в коррупции.

Несет прямую ответственность за «дело врачей» и «мингрельское дело» (направленное против Л.Берии), «расследовал» «дело В.Абакумова» и его сотрудников: лично распорядился пытать бывшего министра МГБ, выбивая у него признания в «государственной измене». Добился смещения ближайших сотрудников И.В.Сталина: А.Н.Поскребышева, Н.С.Власика (вместо последнего лично возглавил Управление охраны МГБ), коменданта Кремля (вскоре внезапно умершего). Неоднократно высказывались предположения о причастности С.Д.Игнатьева к «внезапной» смерти И.В.Сталина. Именно эти предположения, а также обстоятельства «дела врачей» побудили Л.Берию добиться в апреле 1953г. смещения Игнатьева с должности. Берия начал расследование его деятельности на посту министра, и намеревался потребовать ареста Игнатьева по факту смерти Сталина, однако в связи с устранением самого Берии от власти в июне 1953 г. расследование было прекращено.
В дальнейшем Игнатьев находился на партийной работе – секретарем Татарского обкома КПСС. В 1960 г. снят с этого поста. Участвовал в заговоре против Н.Хрущева, но после отставки последнего был также смещен со всех постов и отправлен на пенсию.

Текущая страница: 34 (всего у книги 93 страниц) [доступный отрывок для чтения: 61 страниц]

«ПОПРАВИМ СВОЮ ОШИБКУ»

После ареста Абакумова несколько недель обязанности министра госбезопасности исполнял его первый заместитель Сергей Иванович Огольцов. Из всех заместителей Абакумова он производил впечатление самого разумного и толкового человека. Казался и менее других запятнанным грязными делами, пока не стало известно, чем он занимался.

Огольцов, как и другой заместитель министра Евгений Петрович Питовранов, получил выговор за то, что не сигнализировал ЦК о неблагополучии в работе министерства.

Сталин не сделал Огольцова министром, потому что ему был нужен не кадровый чекист, а человек со стороны, свежая кровь, умелый организатор, который заставит госбезопасность работать в нужном темпе.

А Питовранов вскоре был арестован. 29 октября 1951 года в четыре часа утра ему позвонил только что назначенный первым заместителем министра госбезопасности Сергей Гоглидзе, и по его тону Питовранов все понял. Его держали в Лефортово, он был заключенным «№ 3». Но ему повезло. Он успел понравиться Сталину. Уже после ареста Абакумова в МГБ позвонил сталинский помощник Поскребышев – у Сталина был срочный вопрос, и никого, кроме Питовранова, на месте не оказалось. Он поехал к Сталину, который уже собирался на отдых в Цхалтубо. Он стал подробно расспрашивать Питовранова о системе работы разведки и контрразведки.

Его особенно интересовала система вербовки агентуры. Спросил, сколько всего агентов. Услышав ответ, удивился, зачем так много? Сказал, что в свое время у большевиков был только один агент среди меньшевиков, но такой, что они знали все!

Питовранов провел у Сталина больше часа. Вернулся на Лубянку поздно ночью. Ему сказали, что, пока он ехал, звонил Поскребышев: утром, без четверти двенадцать Питовранов должен быть на Курском вокзале, чтобы проводить товарища Сталина. Питовранов приехал. Платформа совершенно пустая. У поезда стоит министр путей сообщения Борис Павлович Бещев. Потом появились две машины. В одной охрана во главе с Власиком, во второй – Сталин. Он подошел к вагону. Питовранов и Бещев пожелали ему счастливого пути, и поезд тронулся.

Помня об этой беседе, Питовранов написал Сталину письмо не с просьбой его помиловать, а с перечнем предложений о реорганизации разведки и контрразведки, понимая, что о таком письме вождю обязательно доложат. Так и получилось. Сталин сказал Игнатьеву:

– Я думаю, что Питовранов человек толковый. Не зря ли он сидит? Давайте через какое-нибудь время его выпустим, сменим ему фамилию и вновь возьмем на работу в органы госбезопасности.

После этого, рассказывал Питовранов журналистам, отношение к нему в тюрьме изменилось. Ему стали давать книги и подселили сокамерника – Льва Романовича Шейнина, писателя и бывшего начальника следственного отдела союзной прокуратуры. Питовранов по профессиональной привычке представился ему инженером, который работал в Германии и потерял важные документы… 2 ноября 1952 года прямо из тюрьмы Питовранова привезли к Игнатьеву, который поздравил его с освобождением и передал слова Сталина:

– Не будем менять Питовранову фамилию. Поправим свою ошибку. Нас поймут. Пусть пока немного отдохнет. Скоро он понадобится.

Через десять дней Питовранова вызвали в Кремль и поставили во главе разведки. Чекисты были уверены, что он станет следующим министром. После смерти Сталина Питовранов потерял свой высокий пост, но он, счастливчик, в отличие от большинства своих коллег прожил достаточно удачную жизнь и умер на восемьдесят пятом году жизни…

«СНЯТЬ БЕЛЫЕ ПЕРЧАТКИ»

Заведующий отделом партийных и комсомольских органов ЦК Игнатьев специальным постановлением от 11 июля 1951 года был назначен представителем ЦК в министерстве государственной безопасности. В августе он уже стал министром.

Он стал первым после Менжинского главой органов госбезопасности, который на этом посту остался штатским человеком: звания он не получил. Игнатьев сменил руководство министерства. По указанию Сталина взял на работу два десятка секретарей обкомов, которые получили воинские звания и возглавили различные подразделения в аппарате МГБ. Материальные условия им были сохранены – не хуже, чем у секретаря обкома, всем дали квартиры в Москве.

Скажем, заместителем начальника Седьмого управления был назначен секретарь Херсонского обкома компартии Украины Виктор Иванович Алидин.

В здании ЦК на Старой площади, где еще сидел Игнатьев, он встретил секретаря Тульского обкома Серафима Николаевича Лялина, секретаря Кировоградского обкома Николая Романовича Миронова и других партийных работников. Всех брали в МГБ.

Игнатьев приглашал их по одному и вводил в курс дела:

– Я подбираю руководящие кадры министерства, тех, с кем будем исправлять положение. В связи с этим вызвали и вас.

В составе Седьмого управления МГБ находилось отделение арестов и обысков. Оно состояло из семнадцати человек. Возглавлял его полковник Петр Шепилов. Он ходил по коридорам с большой книгой ордеров на аресты и обыски в красном переплете. Приказы ему отдавал непосредственно министр или его заместитель по следствию. Один из сотрудников отделения со странным блеском в глазах говорил Алидину:

– Я люблю свою работу, мне нравится брать людей ночью.

Ключевую должность заместителя министра по кадрам занял бывший первый секретарь Одесского обкома Алексей Алексеевич Епишев, который потом многие годы будет возглавлять Главное политическое управление армии и флота. Епишев изгонял с Лубянки военных контрразведчиков как людей Абакумова.

6 мая 1952 года в клубе имени Дзержинского проводили отчетно-выборное собрание коммунистов Управления военной контрразведки. В партком выдвинули человека, недавно пришедшего в министерство с партийной работы. И тут один из офицеров-контрразведчиков сказал, что варяги не нужны, в управлении есть свои достойные кандидатуры.

На следующий день членов парткома собрал Игнатьев, угрюмый и сердитый. Он сказал:

– Прежде чем вы приступите к решению организационных вопросов, обстоятельства вынуждают меня высказать свое негативное отношение к состоявшемуся вчера в главке отчетно-выборному собранию. Как мне доложили, прошло собрание безобразно. Со времени разгрома в партии троцкистско-зиновьевской оппозиции ничего подобного еще не было. Группа коммунистов осмелилась восстать против линии партии…

Кроме того, Епишев рьяно принялся очищать органы госбезопасности от евреев: их всех подозревали в соучастии в сионистском заговоре, во главе которого стоял Абакумов. На партийной конференции аппарата Епишев предложил избрать в партком такого заслуженного человека, как новый заместитель министра Рюмин…

По мнению генерала Алидина, Игнатьев, «по характеру мягкий, полностью подчинялся требованиям вышестоящего руководства, особенно робел перед Сталиным и беспрекословно выполнял любое указание. Этим был и опасен». Мягкость Игнатьева не распространялась на арестованных, которых он приказал бить и пытать.

Сталин, назначая его министром, сказал:

– Вот вы, товарищ Игнатьев, доложили после проверки работы МГБ о вероятности существования террористической группы среди врачей. Теперь вам и карты в руки. Надеемся, что вы эту террористическую группу раскроете.

«Игнатьев, – пишет Алидин, – взвалил на себя задачу отрабатывать для Сталина это грязное дело, имея на руках всего лишь разоблачительное письмо врача Центральной кремлевской больницы Лидии Тимошук…»

Но Игнатьев бросился исполнять указание вождя. Сформировал следственную группу, которая занялась проверкой персонала Лечебно-санитарного управления Кремля и нашла его «засоренным» антисоветскими элементами.

«Лечение тов. Щербакова, – докладывал Игнатьев, – велось рассчитанно преступно… Лечение товарища Жданова велось так же преступно… Вражеская группа, действовавшая в Лечсанупре Кремля, стремилась при лечении руководителей партии и правительства сократить их жизнь».

За этим последовали аресты врачей и административного персонала. Следователи выбили из профессоров нужные показания о вражеской террористической группе. Она «враждебно относилась к партии и Советской власти, действовала по указаниям врага народа А.А. Кузнецова, который в связи со своими вражескими замыслами был заинтересован в устранении товарища Жданова».

Кадровые перемены, интерес вождя к работе органов безопасности вызвали приступ энтузиазма на Лубянке, усилилось соперничество между подразделениями госбезопасности. Главным было первым сообщить начальству о своих достижениях. Награды и повышения доставились тем, кто был на виду.

Алидин вспоминает, как ловили американского шпиона, который должен был появиться на улице Двадцать пятого октября возле известной аптеки.

От аптеки вплоть до четвертого подъезда здания МГБ и дальше по коридорам до приемной министра, где в тот момент находился начальник Второго (контрразведка) главного управления МГБ генерал-лейтенант Федотов, расставили сотрудников госбезопасности. Задача их состояла в том, чтобы чтобы Федотов первым получил сообщение о задержании и немедленно доложил об успехе министру.

Машина репрессий заработала на повышенных оборотах.

Прибавилось работы Особому совещанию, которое выносило приговоры в тех случаях, когда не хотели проводить даже формальное заседание суда.

Заседания Особого совещания проводил один из заместителей министра госбезопасности. Ему вручали проект протокола, в котором содержались краткие сведения об обвиняемом: фамилия, имя, отчество, год рождения, формулировка обвинения и предлагаемая мера наказания.

Сотрудники местного управления госбезопасности или центрального аппарата коротко докладывали дело. Самого обвиняемого на Особое совещание не вызывали. Как правило, выносились три варианта приговора – расстрел, десять лет лагерей, пять лет ссылки. Впрочем, меру наказания заместитель министра мог назначить любую.

Первый заместитель председателя КГБ Филипп Денисович Бобков пишет в своих воспоминаниях, что новый министр Игнатьев открыто выразил недоверие офицерам госбезопасности. Сотрудникам министерства прочитали директивное письмо ЦК, в котором говорилось, что чекисты работают плохо, не замечают террористических гнезд, что они утратили бдительность, работают в белых перчатках и так далее.

Рюмин, который вел «дело врачей», получил от Игнатьева указание бить арестованных «смертным боем».

«Министр госбезопасности тов. Игнатьев сообщил нам на совещании, что ход следствия по делам, находившимся в нашем производстве, оценивается правительством как явно неудовлетворительный, и сказал, что нужно «снять белые перчатки» и «с соблюдением осторожности» прибегнуть к избиениям арестованных, – сообщал в рапорте от 24 марта 1953 года полковник Федотов из следственной части по особо важным делам МГБ СССР. – Говоря это, тов. Игнатьев дал понять, что по этому поводу имеются указания свыше. Во внутренней тюрьме было оборудовано отдельное помещение для избиения, а для осуществления пыток выделили группу работников тюрьмы…

В феврале 1953 года т. Игнатьев, вызвав меня к себе и передав замечания по представленному товарищу Сталину протоколу допроса Власика, предложил применить к нему физические меры воздействия. При этом т. Игнатьев заявил, что товарищ Сталин, узнав, что Власика не били, высказал упрек в том, что следствие «жалеет своих»…»

СУДЬБА ТЕЛОХРАНИТЕЛЯ

Генерал-лейтенант Николай Сидорович Власик считался одним из самых доверенных людей вождя. Он не только охранял Сталина, но и отвечал за его быт.

Власик был по-собачьи предан Сталину, который наградил его не только званием генерал-лейтенанта, но и многими орденами – в том числе полководческим орденом Кутузова I степени, хотя Власик ничем, кроме личной охраны вождя, не командовал и на фронте не был. Власик обожал фотографировать, и в «Правде» печатались его снимки, на которых был запечатлен вождь. Власик был могущественным человеком. Он даже к партийной верхушке обращался на «ты». Перед ним все заискивали.

Светлана Аллилуева вспоминает:

«Власик считал себя чуть ли не ближайшим человеком к отцу, и будучи сам невероятно малограмотным, грубым, глупым, но вельможным, – дошел в последние годы до того, что диктовал некоторым деятелям искусства «вкусы товарища Сталина» – так как полагал, что он их хорошо знает и понимает…

Наглости его не было предела, и он благосклонно передавал деятелям искусства – «понравилось» ли «самому», – будь то фильм, или опера, или даже силуэты строившихся тогда высотных зданий…»

Власик жил весело, пил и гулял на казенный счет, гонял машину на сталинскую дачу за коньяком и продуктами для пьянки с веселыми женщинами. Привозил женщин на правительственные дачи, иногда устраивал стрельбу прямо за обеденным столом – стрелял по хрустальным бокалам. Обарахлился трофейным имуществом – собрал четырнадцать фотоаппаратов, золотые часы, кольца, драгоценности, ковры, хрусталь в огромных количествах. Из Германии он привез фарфоровый сервиз на сто предметов. И в своей безнаказанности он зарвался.

Видимо, кто-то аккуратно обратил внимание Сталина на разгульный образ жизни его главного охранника и заметил: а можно ли такому ненадежному человеку, который увлекся личными делами, поручать охрану вождя?

Но не это было главной причиной, по которой Власик лишился расположения вождя. Власика, как и своего помощника Поскребышева, он считал связанным с Берией, они постоянно встречались. А Сталин хотел отрезать Лаврентия Павловича от столь важных источников информации. Он понимал, что Берия – не тот человек, который, когда его придут арестовывать, возьмет зубную щетку и позволит увезти себя в Лефортово. Потому и не хотел, чтобы Лаврентий Павлович успел приготовиться к аресту.

В апреле 1952 года Сталин сказал, что в Главном управлении охраны не все благополучно, и поручил Маленкову возглавить комиссию по проверке работы управления.

Власика обвинили в финансовых упущениях – продукты, выделяемые для политбюро, нагло разворовывались многочисленной челядью. Власик говорил в оправдание, что он малограмотный и не способен разобраться в финансовых документах. Его освободили от должности. Одновременно разогнали почти все руководство Главного управления охраны министерства госбезопасности. Обязанности начальника управления охраны взял на себя сам министр Игнатьев.

Для начала Власика убрали из Москвы – отправили на Урал в город Асбест заместителем начальника Баженовского исправительно-трудового лагеря. В ноябре его вызвали в Москву, а 16 декабря арестовали уже по «делу врачей». Его обвиняли в том, что он, получив письмо Тимашук, не принял мер и покрывал враждебную деятельность «врачей-убийц», затеявших заговор против политбюро и самого вождя.

– Жданов не просто умер, а был убит Абакумовым…

Еще в 1948 году был арестован офицер управления охраны – комендант ближней дачи подполковник И.И. Федосеев. Теперь он дал показания, что Власик приказал ему отравить Сталина. Следствием по делу Федосеева занимался Маленков. Он сам его допрашивал. Федосеева избивали и мучили, чтобы он поскорее дал нужные показания.

Следствие по делу Власика шло два с лишним года. В разработке министерства госбезопасности Власик фигурировал в качестве участника заговора с целью убить Сталина и члена шпионской сети британской разведки. С 1946 года в министерстве госбезопасности шел поиск людей, связанных с британской разведкой, в непосредственном окружении вождя. Игнатьев доложил Сталину, что подозрения падают на Власика и Поскребышева.

Власика обвинили в связи с художником Владимиром Августовичем Стенбергом, который многие годы оформлял Красную площадь ко всем праздникам. А того считали шпионом, потому что до 1933 года он был шведским подданным.

Власика обвиняли в том, что он вел секретные разговоры в присутствии Стенберга и даже однажды при нем разговаривал со Сталиным. Он разрешал своему приятелю летать самолетами управления охраны в Сочи. Показывал ему фотографии, в том числе снимки сталинской дачи на озере Рица. Власик хранил дома топографическую карту Кавказа с грифом «секретно», карту Подмосковья с таким же грифом. Кроме того, дома он держал агентурную записку о лицах, проживавших на Метростроевской улице в Москве, и записку о работе Сочинского горотдела, графики движения правительственных поездов…

Хуже того: Власик объяснил Стенбергу, что его приятельницы, с которыми он весело проводит время, – на самом деле секретные агенты МГБ.

Заместитель министра госбезопасности Василий Степанович Рясной показал Власику агентурное дело на Стенберга, сказав, что там есть и материал на самого Власика. В МГБ уже решили арестовать Стенберга и его жену. Власик сообразил, что это его сильно скомпрометирует, и пошел к министру Игнатьеву. Тот не стал ссориться со сталинским охранником и разрешил отправить дело в архив, но сказал Власику, чтобы тот поговорил со Стенбергом и объяснил, как тому следует себя вести.

Власик позвал к себе Стенберга и сказал:

– Я тебя должен арестовать, ты – шпион. – И показал на лежавшую перед ним папку. – Вот здесь собраны все документы на тебя. Тебя с женой хотели арестовать, но мой парень вмешался в это дело.

После этого Власик объяснил Стенбергу, кто в его окружении стучит в МГБ.

На допросах Власика спрашивали:

– Что сближало вас со Стенбергом?

– Сближение было на почве совместных выпивок и знакомств с женщинами.

– Вы выдавали пропуска для прохода на Красную площадь во время парадов своим друзьям и сожительницам?

– Да, выдавал… Но я прошу учесть, что давал я пропуска только лицам, которых хорошо знал.

– Но вами давался пропуск на Красную площадь некоей Николаевой, которая была связана с иностранными журналистами?

– Я только сейчас осознал, что совершил, давая ей пропуск, преступление…

По словам дочери Власика, «его все время держали в наручниках и не давали спать по нескольку суток подряд. А когда он терял сознание, включали яркий свет, а за стеной ставили на граммофон пластинку с истошным детским криком».

Когда Сталин умер, интерес к Власику пропал. Его судили по статье 193–17 Уголовного кодекса («злоупотребление властью, превышение власти, бездействие власти, халатное отношение к службе»), приговорили к десяти годам ссылки в отдаленные районы без лишения гражданских прав, лишили генеральского звания и наград и выслали в Красноярск. Но буквально через полгода помиловали, освободили от отбытия наказания со снятием судимости. Но воинское звание ему не восстановили.

УБИТЬ ТИТО!

Американский исследователь советской юстиции Питер Соломон отмечает, что в эти годы началась борьба против оправдательных приговоров, но называлось это борьбой против неоправданного привлечения к ответственности.

Судей, которые допускали слишком много оправдательных приговоров, освобождали от должности. Доставалось прокурорам и следователям, если дела возвращались на доследование или если арестованных ими лиц потом освобождали. Поэтому судьи старались вынести максимально суровый приговор.

Генерал-лейтенант госбезопасности Павел Анатольевич Судоплатов пишет в своих воспоминаниях, что, встречаясь с Игнатьевым, он всякий раз поражался, насколько этот человек некомпетентен. Каждое агентурное сообщение воспринималось министром как открытие Америки.

Министр госбезопасности Игнатьев и министр вооруженных сил Александр Михайлович Василевский утвердили план действий против натовских и американских военных баз. Первый удар предполагалось нанести по штаб-квартире НАТО.

Игнатьев приказал Судоплатову вместе с военной разведкой подготовить план диверсионных операций на американских военных базах на случай войны. Игнатьев и его заместители хотели ликвидировать глав эмигрантских группировок в Германии и Париже, чтобы доложить о громких делах Сталину. Они приказали резидентурам усилить проникновение в меньшевистские организации, считая их главным противником…

В 1952 году возникла бредовая идея убить бывшего председателя Временного правительства Александра Федоровича Керенского, который собирался сформировать «Антибольшевистский блок народов». Потом решили престарелого Керенского, который не пользовался никаким влиянием, оставить в покое.

Игнатьев обсуждал со своими заместителями идею уничтожить югославского лидера Иосипа Броз Тито, посмевшего выступить против Сталина. В советской прессе его именовали «кровавой собакой Тито».

Предлагалось поручить это советскому нелегалу Иосифу Ромуальдовичу Григулевичу, послу Коста-Рики в Италии и по совместительству в Югославии. Он должен был либо застрелить Тито, либо заразить его легочной чумой. Но план был отвергнут как фантастический. Это спасло жизнь не только югославскому лидеру, но и Григулевичу. Он вернулся в Москву, занялся наукой, написал несколько книг и удостоился избрания членом-корреспондентом Академии наук.

В октябре 1952 года в знак особого доверия Игнатьева ввели в состав президиума ЦК. Из всех его предшественников на посту шефа госбезопасности только Берия поднялся на партийный Олимп.

 

Возможно, будет полезно почитать: